В конце 1990-х, когда Алексею было 17 лет, он заявил родным, что уходит в монастырь. Тут же собрался семейный совет. От идеи парня близкие были не в восторге. Только дед то ли в шутку, то ли всерьез заявил: «Правильно, Лешка, идти. Встретишь там хорошую монашку». «Как ты можешь такие вещи говорить?!» — возмутился внук. Тогда эта фраза звучала для него как сальная шутка, но через два десятка лет оказалась пророческой. Невероятную историю любви, путь к которой лежал через годы послушания, церковный суд и простое «давай вместе жить», мужчина рассказал блогу «Люди». Мы перепечатываем этот текст.
Имена героев изменены для их безопасности.
«Лешка, иди ты к монахам»
Сейчас Алексею немного за 40, он дальнобойщик и собирается в очередной рейс. Немало месяцев по личным причинам мужчина не садился за руль фуры и сейчас волнуется. Дома его будут ждать жена Ирина и дочка-школьница.
— Уезжаю на полтора-два месяца. На душе, как и обычно, фоном тревога, чтобы справиться с поставленными задачами, чтобы у дочки с женой все было хорошо, чтобы хватало денег, — перечисляет он волнующие вопросы.
Мужчина никогда не планировал становиться водителем. В 1990-х он поступил в техникум, чтобы выучиться на электрика, переехал из родной деревни в город. В те годы мир менялся быстрее, чем даты в календаре. Развалился Советский Союз, в газеты пришла гласность, люди вокруг, вспоминает Алексей, все чаще стали говорить о Боге.
— Почему-то вспомнил из детства… У деда, когда он выпьет, было ругательство: «Лешка, иди ты к монахам». Когда-то считал эти слова вульгарными, а они, выходит, сбылись, — говорит мужчина. — Понятное дело, о монастыре никогда не мечтал. Семья у меня была стандартная, светская, где о религии никто не говорил. По мере взросления начал задумываться: зачем мы живем, что после смерти. Размышлял и постепенно приближался к теории создания нашего мира Богом.
Поиск смыслов привел меня в православие. С первого курса техникума стал ходить в церковь. Помогал убирать, в стройках участвовал. Потом познакомился с представителем монастыря, он пригласил к себе, сказал: «У нас есть молодые люди, и ты приходи». В то время, как мне кажется, в монастырях собирались одни из лучших людей — интеллектуалы, студенты, в основном — молодежь. Все это, скорее, воспринималось, как братство, какая-то субкультура.
Когда первый курс подходил к концу, упаковал вещи и уехал из общежития в монастырь. Здесь нам выделили общую комнатку. Я оказался не единственный студент. Жил в обители, но продолжал ходить на занятия. Мне было 17 лет.
Для одногруппников (мы очень дружили и до сих пор общаемся) моя ситуация имела вау-эффект: парень в монастырь ушел! Между собой они ее обсуждали, и эта необычность придавала мне особый шарм. Воспринимали меня как немножко юродивого. А у нас к таким всегда отношение благоговейное (улыбается). Даже куратор приходила к настоятелю пообщаться.
«Так и жил, боролся со своей плотью»
— Когда поверил в Бога, появилось понимание: есть Творец, который все создал, любит тебя, о тебе заботится. После периодов опустошения меня начала переполнять глубокая благодарность, и захотелось дать ему что-то от себя. А что я мог предложить? Решил: свою жизнь, молодость, — вспоминает Алексей. — Думал, если после стольких лет безбожия поднимать веру, церкви — это придаст смысла нашей стране. Это не было желанием одного дня.
Если начинаешь жить в обители, сразу в монахи не стригут и обет не даешь. Нужно пройти искус (испытательный период. — Прим. ред.). У всех он длится по-разному. Год, два, три. В это время трудишься как послушник, тебе форму выдают. Я так провел три года, техникум закончил. После меня назначили штатным электриком в монастыре.
После пострига получил новое имя. Традиция такая, чтобы жизнь поменялась, чтобы ощущал себя другим человеком — христианином, меняешь и имя. Так началась моя монашеская жизнь.
Родные реагировали негативно. Конфликты были очень серьезные, но в моем случае принцип сработал: чем сильнее по гвоздю бьешь, тем крепче он вонзается. Для меня казалось, что все по написанному. В Евангелии сказано, если кто-то за Христом следует, соответственно, могут начаться проблемы с друзьями, с родными. И они начались. Думал, значит, на правильном пути.
Рутина в обители подчиняется канонам и правилам. В определенное время встаешь, ложишься, молишься, ешь, что говорят. На тот момент немало монастырей только открывалось, требовалось много физического труда, чтобы все отстраивать, поэтому мое основное послушание было связано со стройкой. Чередовал труд, молитву и чтение. На это уходил целый день. Так и жил, боролся со своей плотью.
Изначально знал — будет тяжело без девушки. Казалось, это станет самой большой проблемой. Но выяснилось, что существует достаточно практик, которые помогают с ней бороться. Что за они? Пост, молитва, дыхание, контроль за мыслями, настрой определенный. Есть книги по аскетической жизни. Позже осознал (признаюсь, это было неожиданностью), что основной проблемой стало понимание, что у меня никогда не будет своих детей. Но, как оказалось, в этом договориться с собой не смог (улыбается).
В общем, скучно не было, но мысли, которые с юности беспокоили, перешли на другой уровень и поддавливали. Стал сомневаться, что Бог слышит, когда молюсь, что ответы, которые получаю, не являются проекциями разума, которые сам создаю. В итоге примерно на пятый год накрыли тяжелые депрессии. Не мог вставать, настолько было плохо. Сразу толковал это так, что злые силы мучают, искушают. Потом задумался, а может, организм говорит, что что-то не так делаю. Может, жизнь неправильно идет.
Такое состояние заметил духовник. Начал прощупывать почву. Думаю, предполагал, что женщина у меня появилась (улыбается). В конечном итоге он отправил меня руководителем в скит. Это филиал монастыря, точнее, бывший пионерский лагерь, который обанкротился, был никому не нужен, и его отдали обители. Тут уже в большей степени жил для себя, развивался, включился в местную стройку. Помогло.
«Пришел с ножом, воткнул его то ли в стол, то ли в стену и сказал: „Кто-нибудь кого-нибудь зарежьте, дайте спокойно поспать“»
— Где-то через год стали строить храм. Это наполняло каждый день чем-то важным — кирпичей купить, план разработать, бюрократические проволочки преодолеть. Много людей к проекту подключил. Когда дело подходило к концу, меня вызвал епископ, уточнил время окончания работ и сообщил, что сюда нашли другого священника, — вспоминает Алексей. — Возмутился, ведь приход — это и люди, которые его возводили, их единство. Когда это сказал, услышал в ответ: «Ты там секту хочешь создать?» Мол, ты монах, ты Богу должен служить, куда начальство сказало, туда и идешь. Хотели, чтобы занялся новой стройкой. Видимо, думали, у меня появились связи, что помогут. Не захотел. Вернулся в скит, его тоже следовало восстанавливать. Уже здесь некоторые стали упрекать: чужим делаешь, а в свое не вкладываешься.
Удивлены, что монахи конфликтуют? Споры бывают разной степени накала. Я даже разнимал (улыбается). Монахов, духовника с послушником. Выходит, со своим духовным начальником. Нередко дело не столько в поводе, а в том, что у человека напряжение создается, и достаточно мелочи, чтобы он сорвался. Это может быть что угодно. Кто-то не так сказал, сел. Часто все происходит из-за каких-то бытовых вещей.
Был комичный случай. Два парня начали бороться в келье. А она маленькая, буквально будешь идти — не разминешься. Ситуацию заметил третий монах. Он, помнится, пришел к ним с ножом, воткнул его то ли в стол, то ли в стену и сказал: «Кто-нибудь кого-нибудь зарежьте, дайте спокойно поспать». Они засмеялись и успокоились.
Конфликты всегда есть. Молодость никуда не денешь. Представьте, тебе 20 лет, даже если надел специальную одежду и кажешься себе очень важным, степенным и респектабельным, в обычных условиях ты такой же мальчишка. И все твои недостатки вылезают.
Как и возможность чувствовать. Тем более девушки и женщины в мужском монастыре бывают. Помогают по хозяйству, приходят на службы. Монахи влюбляются, и те в них тоже. А дальше все по-разному решают эти вопросы. Знал парня… Они с девушкой любили друг друга, но он ушел в монастырь. Она продолжала ему писать. Он не знал, как эту связь разорвать, и не нашел ничего лучшего, как на очередное ее пламенное письмо послать пустой лист бумаги. Она перестала отвечать. К слову, со временем он все равно ушел из обители… с прихожанкой.
Монастырский быт многие воспринимают под влиянием фильмов и экскурсий. Но мы не жили в пещерах или каменных средневековых кельях. У нас был обычный деревянный корпус, с более-менее современным ремонтом. Мне выделили комнату с большим окном.
С монашеской одеждой мне оказалось сложнее, но только летом, потому что, если одеваться по канонам (а по-другому нельзя), в ней очень жарко. В конце 1990-х мы первое время носили даже кирзовые сапоги, какие-то шаровары. Длинная рубаха, подрясник, ряса, мантия и наверх еще что-то… Боже мой, как было жарко (смеется).
Земные поклоны (это когда на колени и головой к полу) первое время давались безумно тяжело. Встаешь, цепляешься за длинную мантию, падаешь. Но благодаря этому образу, безотносительно того, какой ты человек, к тебе создается особое отношение. И это, по сути, даром дается. Надень обычный костюм, тебя не заметят.
Помню, в свое время меня впечатлила история, рассказанная оптинскими монахами (монахи, которые живут в Введенском ставропигиальном мужском монастыре «Оптина пустынь» в России. — Прим. ред.). Один старец говорил, что какая-то барышня влюбилась в монаха, завязались романтические отношения, и ради них он решил все оставить. Купил костюм, поехал к ней. Но когда она его увидела, не приняла. Формулировка была такая: в подряснике отношение к вам было другое, а сейчас вы обычный человек.
«Среди вопросов, которые стояли, было даже мое отлучение от церкви»
— В середине 2010-х, после 17 лет в монастыре, понял, что хочу уйти. Причина — мои взаимоотношениями с Богом, потому что все остальное можно пережить, — рассуждает Алексей. — Окончательное решение принял накануне большого церковного праздника. Появилась граница, проведу службу и напишу прошение. Это не было идеей одного дня. Она созревала, созревала… В какой момент яблоко определяет, что должно упасть? Нет такого момента. Оно зреет, зреет, а потом падает.
Ирония в том, что я пытался разобраться в своей вере и максимально глубоко понять ее суть. Сомнения, которые преследовали, расценивал не как проблему, а как двигатель. Думал, разберусь, и вера окрепнет. В рамках этой стратегии жил. Но чем больше читал, размышлял, общался с людьми, тем больше осознавал, что все не так. В какой-то момент мое понимание религии настолько изменилось, что уже не имел морального права быть священником. Я перестал смотреть на Иисуса как на бога-человека (в христианстве он бог, который воплотился в человеческую плоть). В голове строилась конструкция, если не верю в него, соответственно, и в Троицу. А если это так, то вся моя вера сыпется.
Не мог говорить людям то, что сам уже не принимаю. И у меня появилась дилемма: либо оставшуюся жизнь лицемерить, либо покидать монастырь. Но тогда все теряю. Абсолютно все. Ведь мне уже исполнилось больше 30 лет, у меня ни навыков профессиональных, ничего. Боролся, боролся, но решил, что правильнее уйти.
Возможно, если бы был мирским священником, имел семью, детей, ситуация сложилась бы иначе. Может быть, сказал бы себе, мои выводы — еще один предмет для споров. Но на кону стояла вся моя жизнь.
В прошении указал что-то вроде: «Я устал, я ухожу». Знал, какие могут быть последствия и как отразится на обычных людях, если озвучу истинную причину. Не хотел причинять никому боль, не хотел, чтобы прихожане разуверились.
Прошло несколько дней. Приехал в монастырь за вещами и посчитал неправильным, что столько лет с братьями прожил — и так их обманываю. Нескольким из них сказал, как все на самом деле. Они посчитали, что мое откровение нужно предать огласке.
Было неожиданно, конечно, и очень неприятно. Почему так поступили? Может, выслужиться захотелось, показать лояльность. Когда уходил, это бросало тень на епархию. Подозревали, что епископ виноват. Думаю, он очень не хотел, чтобы на него косо смотрели, а тут такой козырь — человек потерял веру. И тогда хорошо, что он ушел.
Начались звонки от прихожан: а что, батюшка, вы веру предали. Нашлись и те, кто поддержали.
Надо мной состоялся церковный суд. Процесс проходил в специальном зале епархиального управления. Столы стояли П-образно, за ними — председатель, его помощники и еще штук десять священников разных рангов. Маститых и уважаемых. Накануне один из них мне позвонил и заранее попросил прощения за то, что будет участвовать в происходящем. В общем, для себя понял: это все бутафория и сути происходящего не отражает.
Я сидел в центре на стульчике. Озвучили информацию от братьев, попросили, чтобы подтвердил. Подтвердил. Зачитали мнения, дали возможность высказаться. Среди вопросов, которые стояли, было даже мое отлучение от церкви, как когда-то Льва Толстого. Но проявили милосердие. Решили, может, когда-нибудь одумаюсь.
«В какой-то момент сказал, если все так плохо и ты не видишь себя в монастыре, давай тогда вместе жить»
— Когда начал новую жизнь, остановился в квартире знакомого. Стал искать варианты с работой, но потом решил уехать из этого города. Тут, куда ни пойди, везде знакомые, вопросы-расспросы, — вспоминает беларус. — Перебрался в Минск. Трудился курьером, травку в гольф-клубе стриг. Кстати, очень классно. Но потом все равно устроился по специальности — электриком.
Еще в монастыре начал не так сильно соблюдать посты. А когда оказался в миру, от православных традиций ничего и не осталось. Не знаю, как квалифицировать свои чувства в тот период. Был как Питер Пэн — вечный ребенок. Застрял в возрасте 18 лет и будто не рос. Куда бы ни приходил, люди считывали мое поведение как нетипичное. Сложно привести пример, но даже в обычных разговорах окружающие удивлялись, насколько я не приспособлен к жизни. Конечно, когда столько лет все вокруг тебя было словно искусственное. Встраивание в обычную жизнь происходило небыстро, пришлось менять сознание.
Не хочу, чтобы сложилось впечатление, будто был какой-то беззащитный и беспомощный. Просто, живя в монастыре, уважение и даже какие-то материальные вещи достаются достаточно легко. Люди продуктами помогают и в других моментах. Такого бурного физического труда, как сейчас, не происходило. Я занимался организационными вещами. Когда остаешься один, понятно, за красивые глаза тебе никто помогать не станет.
Как познакомился с будущей женой? Впервые увидел ее в мужском монастыре, еще пока был послушником. Ирина приходила туда как прихожанка, просфоры (богослужебный литургический хлеб. — Прим. ред.) пекла, в церковном хоре пела. Такая тихая. По-моему, тоже где-то училась. Тогда не решался с ней знакомиться, просто для себя отметил: интересный человек.
Позже, когда стал монахом и священником, она тоже ушла в монастырь — женский. Время от времени на большие церковные праздники они приезжали к нам на службу или наоборот. Мы были на одних богослужениях, на исповедь она и другие девушки к нам приходили. Если им в обители требовалась помощь, звонили. Например, короткое замыкание, помоги с проводкой. Ехал, разбирался.
Когда перешел в скит, нужны были певчие для богослужения. Попросил у игуменьи монастыря, чтобы она Иру и еще одну девушку к нам отпускала. На выходных их забирал, они пели, и обратно привозил. По дороге общались. Она меня хорошо знала, я — ее.
Почему она оказалась в монастыре? Не знаю, но человек, который меня в обитель позвал, и к ней подходил, видимо, и она согласилась. Была верующая, наверное, тоже максималистка.
Здесь она занималась всем. Ира такой человек, который на себя много обязанностей берет, и некоторые этим пользовались. Наверное, эта черта в будущем повлияла на ее моральное состояние. Она выгорела. В тот период, видимо, по старой памяти, начала мне звонить, хотя я был уже не в монастыре. Ей важно было, чтобы кто-то ощущался рядом и с ней разговаривал.
У нее было тяжелое состояние. В какой-то момент сказал, если все так плохо и ты не видишь себя в монастыре, давай тогда вместе жить. Тем более мы в одном котле варились, на многие вещи одинаково смотрим. Не скрою, она мне нравилась — и по душе, и внешне. Конечно, Ира не сразу согласилась. Стала откладывать, думать, сначала до поста, потом до какого-то праздника. В памяти запало, как говорила: «Я не приспособлена к жизни, в которую ты зовешь. Вот люди ходят в банк, а я толком не знаю, как и что там делать».
Мы продолжали общаться. Через год она все-таки ушла из обители. Ушла не потому, что веру потеряла, она и сейчас верит, просто выгорела. Сейчас и в банк ходит, и на маркетплейсах затаривается. Хотя страхи что-то не суметь часто накрывают, но все у нее получается (улыбается). Мне кажется, она сейчас счастлива. Работала в детском саду, в кафе.
Единственное — над ней довлеет, что нарушила обет и как на это Бог посмотрит. В какой-то момент ей стали поступать звонки и СМС, мол, ты ушла и Бог тебя накажет. Но как-то все пережили это и живем.
Дочка у нас родилась.
«Как по мне, в нашей семье сложилась идеальная ситуация»
— Как по мне, в нашей семье сложилась идеальная ситуация. Если брать двух очень верующих или, наоборот, это большая проблема, — считает собеседник. — А мы, как противоположности, друг друга уравновешиваем. В какие-то моменты, если Ира спрашивает, до сих пор могу что-то по Библии объяснить, в церковь сходить. Но не молюсь.
Есть шутка: мусульмане говорят, что ошибаются христиане, христиане уверяют, что ошибаются мусульмане, а атеисты утверждают, что и те и другие правы. В нашем случае что-то похожее. Был момент, когда в семье искрило: стал вопрос, крестить ли ребенка. Я бы этого не делал, вырастет — сама решит, определится в вере и конфессии. А для Ирины это было важно. Понимал, поэтому уступил.
Думаю ли, что наша встреча — судьба? Я настолько атеист, что даже в судьбу не верю (улыбается). Нет, я все-таки агностик. Не могу четко сказать, что Бога нет, потому что не знаю, что мы вообще подразумеваем под этим именем. Версий у понятия очень много. Я по-прежнему в поиске, для меня это по-прежнему тайна.
Мне кажется, все обнуляется, абсолютно все. Когда покидал монастырь, твердо знал, что ухожу от иллюзии, человеческой проекции, но сейчас понимаю: все иллюзия. Мы верим в эти вещи, и потому они как-то работают.
Сейчас много думаю о бессмысленности и абсурдности жизни. Этот факт меня почему-то успокаивает. Полагаю, это делает нас свободными. Ведь если бы был какой-то смысл, он был бы не наш, а навязан. А когда все абсурдно, мы сами формируем свою судьбу и наполняем ее смыслами. И в этом мы свободны. Мое мнение — каждый сам творит свое будущее и свою дорогу. У меня так и получилось.
